Развитая европейская страна в самом центре Европы находится на грани
распада. Но процесс размежевания двух общин в Бельгии не пугает идеологов
евроинтеграции. Фактически Бельгия стала полигоном, на котором проводится
эксперимент по созданию новой европейской идентичности
Бельгия полгода живет без правительства. На прошлой неделе парламентарии в
очередной раз попробовали его сформировать, но тщетно. Все больше людей
считает, что дело идет к распаду государства на две части - франкоговорящую
Валлонию и голландскоязычную Фландрию. Подобные кризисы случались здесь и
раньше - братские народы никогда не испытывали друг к другу особой любви, им
всегда было тяжело договариваться. Но нынешний побил все рекорды.
Даже король Бельгии Альберт II, обычно сдержанный и не склонный к
драматизму, забил тревогу и собрал Совет короны. К этой мере королевская
власть прибегает лишь в самых крайних случаях: в истории это случалось лишь
накануне мировых войн.
В кризисе многие обвиняют нового премьер-министра Ива Летерма. Руководимая
им Христианско-демократическая партия Фландрии набрала большинство голосов
на парламентских выборах 10 июня этого года. Поэтому по существующему закону
именно он и должен возглавить правительство (фламандцы составляют 60%
населения страны). Но для этого ему необходимо достичь консенсуса между
различными политическими силами в парламенте и сформировать правительство.
Ни то, ни другое ему не удается уже полгода. Возможно, виной всему его
относительная молодость и политическая неопытность, но большинство
наблюдателей считает подобное поведение хорошо продуманной тактикой - ведь
сепаратизм был одним из основных лозунгов, на которых партия Летерма и
пришла к власти.
Основная цель нового премьера - отделить богатую Фландрию от бедной Валлонии
и создать конфедерацию. Во время продолжающегося кризиса Летерм в интервью
французской Liberation даже заявил, что само существование бельгийского
государства - это "историческое недоразумение".
Почти неуловимая общность
Несмотря на некоторую искусственность бельгийской государственности,
нечто объединяющее у двух общин все-таки присутствует. Фактически они
представляют собой синтез двух старейших ключевых европейских культур:
французской и голландской. Хотя обе общины друг друга недолюбливают, они
оказывают серьезное культурное воздействие друг на друга.
"Французское дыхание смягчило прозаичную грубоватость голландцев, именно
поэтому фламандская культура тоньше и интереснее классической голландской.
Это особенно хорошо ощущается, если последовательно проехать из Амстердама в
Брюссель через Фландрию. Лежащий между ними Антверпен, претендующий сегодня
на звание второй после Парижа столицы моды, показывает, как плодотворно
может быть французское влияние на голландской почве. Сегодня в Бельгию едет
учиться много творческой молодежи, потому что она ощущает ее эпицентром
живой новой энергии, питающей современную Европу. Несмотря на то что это
одно из старейших мест Европы, здесь можно почувствовать, как на обломках
старого рождается новое", - говорит студентка отделения моды Академии
искусств Антверпена Рафаэль Вейр.
Другая объединяющая черта - общие страдания. Находясь в самом центре Европы,
на стыке наций, Бельгия, возможно, как никто другой прочувствовала на себе
пагубность разделенности. Именно по ее территории бесчисленное количество
раз прокатывалась то одна, то другая европейская империя, именно на ее
территории находятся места печально известных сражений - при Ватерлоо, в
Арденнах или при Ипре. Возможно, и поэтому Бельгия стала местом зарождения
самой идеи объединения Европы. Сегодня ее столица Брюссель одновременно
является столицей всего Евросоюза. "Состоявшееся объединение Европы, с одной
стороны, буквально вдохнуло новую жизнь в бельгийское государство, но вместе
с тем, по печальной иронии, ослабило взаимное притяжение двух общин, которым
больше не надо противостоять враждебному внешнему миру",- считает Рафаэль
Вейр.
Размножение делением
Несмотря на такие страшные слова, как распад страны, в самом процессе нет
ничего драматичного. Единого государства в Бельгии давно не существует.
Сегодня там шесть парламентов и шесть правительств. После того как в 1980
году Бельгия из унитарного государства превратилась в федерацию, постепенно
полномочия центральной власти сократились до минимума.
Бельгийская федерация называется даже двойной, потому что страна делится
одновременно на три территориальных округа (Валлония, Фландрия и Брюссель),
а также на три языковых сообщества (голландское, французское и немецкое).
Каждый округ и каждое языковое сообщество имеют свое правительство и свой
парламент, а также круг вопросов, которые они решают. Фламандцы, правда, как
более спокойные и организованные смогли объединить голландское сообщество с
территориальным фламандским. Центральное правительство существует лишь для
того, чтобы координировать работу региональных.
Фактически бывший премьер-министр Бельгии Ги Верхофстадт, до сих пор
вынужденный занимать свое кресло, пока не сформировано новое правительство,
выполняет чисто представительские функции. А в свободное время сочиняет
книги о евроинтеграции (буквально на днях состоялась презентация его новой
книжки "Соединенные Штаты Европы").
Человеку извне сложно вообразить себе нечто подобное: в Бельгии вовсе нет
центрального телевидения, а есть отдельно фламандские, французские и
немецкие каналы, каждый из которых по-своему делает выпуски новостей.
"Мы уже давно не удивляемся тому, что новостные телеканалы совершенно
по-разному освещают происходящее в стране. Может даже создаться впечатление,
что речь идет о разных странах, - рассказывает бывший чиновник
энергетического департамента Еврокомиссии Марк Штайер. - Сообщества живут
настолько изолированно, что в Бельгии не бывает валлоно-фламандских браков.
Бельгийцы скорее вступят в брак с настоящим иностранцем, чем с человеком из
другой бельгийской общины. Поэтому я думаю, что распад Бельгии неминуем и
является лишь вопросом времени. И основная его причина состоит в том, что
две части перестали нуждаться друг в друге. Не последнюю роль в этом сыграло
нарастание евроинтеграции. Многие у нас
считают, что последним крупным событием, разрушившим бельгийское чувство
общности, было введение евро. Раньше падающий бельгийский франк действовал
очень объединяюще на правительство, и оно не могло себе позволить не
существовать. А теперь у политиков просто пропала острая необходимость
находить общий язык".
По мере того как евроинтеграция набирала обороты, в Бельгию шел все больший
приток капитала. Сюда, поближе к Еврокомиссии и Европарламенту, переселялись
штаб-квартиры крупнейших мировых компаний. Для обслуживания тысяч бюрократов
и бизнесменов понадобились еще люди и еще компании. В результате сегодня 20%
населения Бельгии - переселенцы из других европейских стран, причем это
очень активное и образованное население. Все это вместе создавало эффект
бурного экономического роста без каких-либо усилий со стороны собственно
бельгийских властей.
Сам Брюссель поделен на две части: старинная - тихая и неподвижная, там
находятся национальные власти, и новая - стеклянная, энергичная, кишащая
машинами и людьми, - это та часть, где находятся европейские институты и
компании.
"Фактически в Бельгии происходит логичный и вполне ожидаемый процесс
регионализации. По замыслу идеологов евроинтеграции постепенно в Евросоюзе
должно происходить разрушение границ национальных государств с их жесткими
национальными интересами и конкуренцией. А осуществиться это может, только
если централизованная власть национальных государств будет ослабляться, а
основные полномочия будут передаваться на региональный или же на
общеевропейский уровень. Евросоюз станет союзом регионов, а не государств и
постепенно сам превратится в федеральное государство. Бельгия - лишь первый
шаг в этом направлении и в некотором роде эксперимент. На ее примере будет
ясно, реализуема ли на практике идея евроидеологов", - говорит администратор
Европарламента Паскаль Ламуэ. По его словам, в ходе евроинтеграции должно
произойти не только размывание границ национальных государств, но и
постепенная замена национальных идентичностей на общеевропейскую. Первый
проект такого рода и разворачивается в Брюсселе.
Инкубатор евроидентичности
Вечером, когда стемнеет, на одной из центральных площадей возле уличной
вафельницы, где молоденький араб целый день печет чудесные льежские вафли,
можно увидеть высокую пожилую женщину с двумя цветными лабрадорами. Пока
печется вафля, женщина говорит с пекарем, собаки стоят и терпеливо слушают.
Когда вафля готова, женщина берет ее, медленно разламывает на три части, и
все трое медленно удаляются, задумчиво жуя. Подобную картину почему-то
невозможно представить себе где-то еще. Атмосфера необыкновенного равенства
людей, равенства собак делает Брюссель похожим на город светлого будущего,
каким оно рисовалось советским писателям-фантастам.
Столица ЕС - это абсолютно новый европейский город, и дело совсем не в том,
что здесь ежегодно отстраиваются километры стеклянных футуристических зданий
под нужды Еврокомиссии и штаб-квартир ведущих мировых компаний. Сюда
приезжают люди особой ментальности, здесь в недрах старого Брюсселя и
блестящего будущего проводится человеческий эксперимент по выращиванию новой
европейской идентичности. Отличительные черты этих людей - знание нескольких
языков, вера в евроинтеграцию и будущее единой Европы, а также ощущение себя
европейцами в большей степени, нежели представителями какой-то конкретной
национальности. Сначала странный космополитизм и темные кварталы
полуразрушенных старых домов Брюсселя отталкивают, но постепенно помимо
собственной воли пропитываешься энергией евроэнтузиазма, сквозящего здесь из
всех щелей, и начинаешь его любить.
"Мы переехали сюда десять лет назад из Лондона. По сравнению с Англией здесь
очень свободная атмосфера. Все говорят на нескольких языках, и нас поощряют
учить еще. Я скорее исключение, так как кроме английского я знаю только
французский и начала учить испанский, - рассказывает одна из сотрудниц
информационного отдела Еврокомиссии. - Здесь совершенно особенные
международные школы. Туда может прийти учиться ребенок практически с любым
европейским языком, и к окончанию школы он уже сам не будет понимать, как он
переходит с одного языка на другой. Дети, которые здесь выросли, не
чувствуют себя принадлежащими к какой-то конкретной национальности, они
чувствуют себя просто европейцами. Мне кажется, что в Бельгии сегодня
происходит первый опыт создания европейской национальной идентичности. Это
очень важно. Без нее будет невозможным окончательное объединение Европы. Не
надо бояться стирания границ национальностей, Европа от них много
натерпелась, надо находить пути к объединению и будущему".
* * *
Историческое недоразумение
Бельгия действительно может претендовать на звание самого искусственного
западноевропейского государства. У нее нет и никогда не было титульной
нации, население делится приблизительно пополам на голландскоговорящую и
франкоговорящую общины (и небольшую часть говорящих на немецком). Найти
некую общую идентичность у этих общин довольно сложно. До середины XIX века
эта территория входила в состав различных государств. В позднем
Средневековье она была частью Бургундии, затем Испанской империи, Австрии и
Нидерландов. Как государство Бельгия появилась лишь в 1830 году. Тогда
вдохновленные французской революцией южные провинции Нидерландов фактически
начали войну за независимость. Их активно поддержали Франция и Англия,
желающие ослабления Голландии. В результате было создано унитарное
независимое государство, формой правления в котором стала конституционная
монархия.
При этом бельгийская монархия также оказалась абсолютно искусственной, так
как никакой наследственной монархической ветви на тот момент в Бельгии не
существовало. Кандидатура короля на бельгийский престол широко обсуждалась
на международной конференции послов, специально для этого созванной в
Лондоне. Бельгийский Национальный конгресс выдвинул кандидатуру - сына
французского короля Луи Филиппа, но этому воспротивились англичане,
опасавшиеся слишком сильного влияния Франции в регионе. В итоге стороны
сошлись на родственнике английской королевы принце Леопольде
Саксен-Кобургском, который стал Леопольдом Первым.
На тот момент единственным государственным языком был французский, хотя и
тогда численность фламандцев превышала численность валлонцев. Валлония была
значительно более промышленно развитой и богатой областью, так как там
располагались основные сталелитейные заводы, текстильное производство и
угледобыча. Регион утратил свою доминирующую роль совсем недавно, в 70-х
годах XX века. После того как уголь и сталь перестали играть ведущую роль в
европейской экономике, регион начал стремительно беднеть. Сегодня уровень
безработицы в Валлонии в два раза выше, чем во Фландрии, и община получает в
качестве дотаций приблизительно 15% налогов, которые платят зажиточные
фламандцы.
