Массовые беспорядки в Бельгии ставят единую Европу перед фактом: ее
сердце, ставшее символом и столицей большой "европейской семьи",
безнадежно поражено болезнью под названием "сепаратизм". Брюссель,
нередко поощрявший распад государств за пределами Евросоюза, сам может
стать осколком бывшей страны, исчезнувшей с карты Европы.
7 октября 350 фламандских экстремистов с криками "Сдохни, Бельгия!"
сожгли несколько государственных флагов. Флагов "искусственной"
страны, переживающей свою "естественную" беспрерывную агонию в течение
полутора сотен лет. L’Union fait la force ("В союзе - сила") написано
на гербе страны, которая, возможно, очень скоро останется лишь
воспоминанием. Произошел этот акт государственного неповиновения в
провинции, населенной франкоговорящими валлонцами, - Род Сен-Женез, на
окраине Брюсселя. Затем фламандцы, скандировавшие: "Валлонские крысы,
убирайтесь во Францию!", вышли на поле Ватерлоо и водрузили там флаг
Фландрии. Церемония была символичной, поскольку именно здесь, при
Ватерлоо, объединенные силы Европы окончательно разгромили
армию Наполеона и нанесли, как считают фламандцы, "смертельный удар
французскому империализму".
Обреченная федерация непримиримых
Бельгия разделена на три части: Фландрия, Валлония и регион Брюсселя.
При этом на территории Фландрии шесть франкоговорящих общин,
населенных валлонцами. У них особые права - им позволено говорить
по-французски, а фламандцам предписано уважать их культуру. Брюссель -
крошечный анклав посреди Фландрии. 90% брюссельцев говорят
по-французски. Вокруг Брюсселя есть несколько франкоязычных общин.
Именно они предмет особого раздражения фламандских радикалов. Именно
там последние предпочитают демонстрировать свои убеждения.
Поджигатели флагов - члены радикальной группировки Voorpost
("Аванпост"), которая выступает за отделение Фландрии от Валлонии от
имени "этнической нидерландской общины". На мероприятии присутствовали
семнадцать депутатов от популярной во Фландрии ультраправой партии
Vlaams Belang. Над их кортежем красовался желтый флаг с черным орлом -
символом Фландрии. В это же время в центре Брюсселя около сотни
франкофонов мирно размахивали бельгийским триколором в знак поддержки
федеративного государства.
Летисия Спечински живет в одной из таких общин. Она заведует кафедрой
в Институте европейских исследований при католическом университете
Лувена. "То, что распад страны произойдет, нет никакого сомнения, -
говорит она "Профилю". - Это процесс, который начался сразу же после
1830 года, когда было создано государство Бельгия. Сейчас мы близки к
его завершению,
как никогда. Но когда именно это произойдет, сказать сложно. Может,
через год, а может быть, через 30 лет".
После того как в 1970 году Бельгия из унитарного государства
превратилась в федеральное, у Фландрии и Валлонии не много общего.
Разве что король, футбольная сборная да любовь к пиву (и тем, и другим
есть что выбирать среди 150 местных сортов этого напитка). Все
внутренние вопросы (социальная политика, образование, транспорт)
регионы решают сами. У страны две карты - французская и фламандская. И
названия населенных пунктов в них не совпадают настолько, что найти
тот, что вам нужен, с французской картой во Фландрии и с фламандской -
в Валлонии без специальной подготовки ни за что не получится. Особенно
если учесть, что во Фландрии все указатели на французском тщательно
замазываются краской местными доброхотами.
События последних шести месяцев заставили бельгийскую общественность
всерьез задуматься о распаде страны. После вполне ожидаемой в силу
численного превосходства фламандцев победы фландрских националистов на
федеральных выборах король Альберт II поручил лидеру партии Иву Летерму
сформировать правительство. Однако, несмотря на французское имя,
одиозного фламандского политика категорически отвергло франкофонное
меньшинство. Так и не сумев сколотить кабинет, Летерм попросил
самоотвод. Жесточайший правительственный кризис показал: мира между
валлонцами и фламандцами не будет.
Решительные сепаратисты против пассивных беспризорников
"Это решающий момент, чтобы потребовать независимости Фландрии", -
заявляет один из активистов радикальной группы поджигателей флагов,
Микаэль Дебронетт.
Как и многие радикальные фламандские политики, он выходец из смешанной
семьи. Отец - француз, мать - фламандка. Еще со времен Рубенса женщины
в этом регионе славились природной многообещающей мощью. Идеи
непримиримости сыновья тоже наследуют от матерей. И это символично.
Политическая пассионарность фламандцев не идет ни в какое сравнение с
пассивностью валлонцев. Ультраправые с одной стороны и левоцентристы с
другой. "Путь к разрешению кризиса один - разделить фламандцев и
валлонцев", -говорит Дебронетт, плод союза валлонца и фламандки.
Как показывают последние опросы, эту идею поддерживают от 40% до 46%
фламандцев. И, что особенно показательно, лишь 12% валлонцев готовы с
этим примириться. Фламандцы требуют независимости, даже не
задумываясь, что с ней потом делать. Валлонцы же просто не в состоянии
действовать. Общественное мнение франкоговорящей Бельгии озабочено
лишь тем, как быть, если Фландрия объявит себя независимой де-факто.
Вероятность присоединения к Франции при этом готовы рассматривать не
более 2% населения.
В самой Франции ситуацию комментируют весьма жестко. И если кто-то в
несчастной Валлонии еще вспоминает слова Де Голля, обещавшего, если
что, место валлонцам в Пятой республике, - найдутся доброжелатели
напомнить более свежие мнения на этот счет. Например, бывшего советника
Миттерана, сенатора Мишеля Шарасса, который как-то заявил, что у
Франции достаточно своих нищих, чтобы брать еще и со стороны.
Валлония пользуется значительными льготами, получая часть средств от
доходов Фландрии, что, понятно, вызывает бешенство националистов и
явный протест всех остальных. Хотя для федерации равномерное
распределение средств кажется нормальным. Но только для нормальной
федерации.
Фландрия считает такую постановку вопроса недопустимой. Более того, в
ходу у фламандских политиков выражение "мешок камней". Как ни странно,
это притом, что именно в Валлонии сосредоточены основные водные
ресурсы и электростанции, а также большая часть производственных
мощностей. Правда, по мнению некоторых экономистов, ситуация может
зеркально поменяться, но произойдет это не ранее чем через несколько
десятков лет. Несмотря на это, по подсчетам экономистов, Валлония в
случае независимости уже сегодня потеряет примерно 15% своих доходов.
Пропорционально возрастет и уровень бедности. А Фландрия сегодня -
один из самых процветающих регионов Европы. Так что Валлония в случае
вынужденной независимости может стать ярмом на шее у Евросоюза.
Языковые войны...
Ваасту 22 года. Он живет в Брюгге. Молодой историк не любит говорить
по-французски, ссылаясь на то, что крайне редко практикуется - нет
нужды. "Я учил его в Шотландии год", - пренебрежительно говорит Вааст.
Обида на валлонцев слишком сильна: пусть они живут рядом, но говорить
на их языке я не буду. Это национальная гордость, переходящая в
абсурд, но объяснимая. Стоявшие в 1830 году у руля франкофоны не
хотели признавать фламандский вторым государственным языком.
Промышленность, ресурсы, источники финансирования - все оказалось в
руках валлонцев. Сегодня ситуация в корне изменилась. Попробуйте
позвонить в любое госучреждение Бельгии. Вам ответят по-фламандски, и
только по-фламандски.
В детстве я жила в Брюсселе с родителями. Помню такую историю. Как-то
чуть свет моему отцу позвонил коллега-дипломат. Он попросил приехать
за ним в одну фламандскую деревушку, где с ним произошел неприятный
инцидент. Проезжая по богатой сельскими радостями симпатичной и сытой
провинции, коллега решил перекусить в одной из многочисленных
гостеприимных таверн. Оказалось, в деревушке фламандцы отмечали один
из своих многочисленных веселых праздников. Втянувшись, он распробовал
несравненное местное пиво и в конце концов увлекся настолько, что,
забыв, где находится, заговорил с присутствующими по-французски. Надо
отметить, что, в отличие от большинства дипломатов, он был носителем
как раз фламандского языка, а на французском знал всего несколько фраз.
Вот и решил сгоряча ими блеснуть. Кончилось все переломами ребер,
травмой лица и серьезным иммунитетом к общению с горячими фламандскими
парнями.
Другой пример. Мы поехали на побережье в городок Де Хаан - популярное
место отдыха бельгийцев. Белый песок, дюны. На стоянке не было места,
и машину пришлось поставить прямо у пляжа. Когда мы вернулись,
обнаружили свой транспорт засыпанным песком по самые колеса. Родители
не знают, что предпринять. А тут мимо идут местные серферы - здоровые
фламандские парни, мускулистые блондинистые исполины под два метра.
Доброжелательно поинтересовались, что случилось и не нужна ли помощь.
Памятуя о недавней истории с коллегой, уверенности в том, что стоит
говорить по-французски, не было. Но что делать - ситуация безвыходная.
И, очертя голову, папа на чистейшем французском заговорил с молодежью.
Каково же было его удивление, когда ребята просто подняли машину и
вынесли ее на ровное место. Идущие навстречу друзья наших спасителей
стали интересоваться происходящим. "Да вот, французский дипломат
застрял", - пояснили приятели. "Да, - говорили потом родители, - а
если бы они приняли нас за валлонцев?"
...и их классовая сущность
Впрочем, в том, что причина расхождений между валлонцами и фламандцами
не политическая, а цивилизационная, признается и Ив Летерм. Еще один
продукт смешанного брака, лидер фламандских христианских демократов и
министр-президент Фландрии с 2004 года, он не скрывает своих
сепаратистских убеждений. И именно ему, как безусловному победителю
выборов, возможно, еще предстоит возглавить федеральное правительство.
Уже одно это почти абсурдное обстоятельство говорит о глубочайшем
кризисе.
"Языковая граница возникла гораздо раньше, чем бельгийское
государство", - объясняет свою позицию двуязычный Летерм. Провести
границу между Фландрией и Валлонией он готов прямо сейчас. Но проблема
в том, что граница, которая официально делит Бельгию ровно пополам, на
деле, с учетом пресловутых французских "анклавов", весьма условна.
Когда Летерм, рассуждающий о языковой границе, слышит о них, он
буквально вспыхивает. Он считает, что франкофонам было дано время на
"адаптацию к новой лингвистической реальности". Но, заявил Летерм в
интервью французской "Монд", "очевидно, интеллектуальный уровень
франкофонов не позволяет им выучить нидерландский", и поэтому им
"позволено" оставаться в том же "льготном" статусе.
При этом сам Летерм считает себя сторонником двуязычия, утверждая, что
именно франкофоны не готовы учить фламандский. И очевидно, он прав.
"Во Фландрии лишь буржуазия говорила на двух языках, - раскрывает он
классовую суть конфликта. - Бельгийское государство долгое время
отказывало нидерландоговорящим в признании их языка, считая его всего
лишь местным наречием. Сегодня слишком поздно что-то менять.
Посмотрите, франкофонные лидеры, даже король этой страны, не в
состоянии бегло говорить на нидерландском языке!"
Так исторически сложилось, что французский был языком элиты, в то
время как фламандский - языком трудяг из провинции. И чтобы чего-то
добиться, им нужно было выучить французский, без которого учеба,
карьера были немыслимы.
Сегодня ситуация в корне изменилась. После 120 лет доминирования
валлонцев фламандцы считают свою независимость естественным
завершением исторического процесса. Но признавать за фламандцами право
сильного валлонцы не хотят.
Ненависть как стиль жизни
На прошлой неделе суд присяжных Антверпена приговорил 19-летнего Ханса
ван Темсхе к пожизненному заключению. В мае прошлого года в самом
центре главного фламандского города он хладнокровно застрелил
беременную 24-летнюю малийку (Мали - страна в Африке, бывшая
французская колония) и двухлетнюю девочку, за которой та
присматривала. Перед этим он выстрелил в девушку-турчанку, читавшую
книгу на скамейке. К счастью, она осталась жива. Чудовищное
преступление было совершено через месяц после того, как на центральном
вокзале Брюсселя был убит 17-летний фламандец Жо ван Хольсбеек. Его
зарезали ради mp3-плеера двое поляков.
Когда зачитывали приговор, человек с бритым затылком, в черной кожаной
куртке и с кельтским крестом на шее даже не дрогнул. Он выполнял
миссию, о которой ничуть не жалеет, - "покончить с безнаказанностью и
отсутствием порядка в обществе". Задержать его удалось оказавшемуся
поблизости полицейскому в гражданском. Антверпен уже давно стал одним
из самых агрессивных расистских городов Европы. Поэтому блюстителям
порядка приходится усиливать контроль. Тщетно.
Родной дед неонациста сражался в рядах фламандских подразделений на
стороне Гитлера. Его родной дядя - депутат от ультранационалистической
партии, пользующейся большой популярностью в регионе, особенно у
молодежи. На местных выборах Vlaams Blok набрал 30%. В Бельгии
подрастает третье поколение иммигрантов и третье поколение
националистов.
Фламандские националисты, как экстремистские, так и более или менее
умеренные, на деле хотят одного - чистоты фламандского общества, в
котором нет места ни иммигрантам, ни валлонцам. И если средства у
радикалов и умеренных националистов разные, то цель одна: независимость
Фландрии.
Но вот сокрушительный факт. В том же Брюсселе франкофоны нередко
голосуют за фламандских радикалов в надежде, что те избавят их от
иммигрантов. Типичный пример того, как чужими руками простоватых, но
упертых "низов" политкорректная элита пытается добиться
неполиткорректных, но по-человечески понятных целей. Чем это
кончается, хорошо известно. Как пел Вертинский, "но в страшный день
печали и тревоги ваш карлик распрямился и подрос. Теперь ему вы
целовали ноги, но он ушел и сундучок унес".
Будущее столицы Евросоюза: глобальный бомж
Брюссель, анклавом сидящий во Фландрии, - предмет ожесточенных споров
сторон. Французы свысока называют его "занозой в пятке у Фландрии",
предпочитая оставаться сторонними наблюдателями бескровной битвы. Сам
город полон противоречий. Будучи одним из пяти европейских рекордсменов
по производительности и на голову превосходя по уровню ВВП и Фландрию,
и Валлонию, Брюссель практически не пользуется своим богатством.
Большая часть налогов уходит во Фландрию, так как 71% рабочей силы
именно оттуда. При этом уровень безработицы в паневропейской столице -
рекордный. В среднем - 21%, а среди молодежи до 25 лет - все 30%!
Валлонцы считают его своим (90% населения), но по сути Брюссель давно
превратился в административную единицу Евросоюза. Безликие
стеклянно-бетонные конструкции для рассадки огромного европейского
чиновничьего аппарата загромоздили старинные улочки некогда тихого,
безмятежного города, казавшегося самим воплощением буржуазного
довольства.
Теперь знаменитая Гранд Пляс - центральная площадь Брюсселя -
превратилась в европейский Гарлем. Туристы уже не чувствуют себя в
безопасности: то и дело у них выхватывают сумки, телефоны и кошельки
снующие в средневековых улочках турки и выходцы сМагриба.
"Наиболее вероятная судьба Брюсселя - своего рода Вашингтон ДиСи", -
говорит "Профилю" Летисия Спечински. В этом сходятся большинство
экспертов с обеих сторон.
В то же время, как ни парадоксально, вмешиваться в межэтнические
разборки по поводу Брюсселя Евросоюз не собирается. Как выразился
министр-президент Брюсселя социалист Шарль Пике, "у ЕС явно нет
никакого желания совать руку в корзину с бельгийскими крабами".
Консенсус невозможен. Это понимают все. Ни один вопрос не может быть
решен совместно. Последний раз, когда в стране проводился референдум,
это едва не привело к гражданской войне.
Оставаясь формально столицей Бельгии, Брюссель уже давно превратился в
базу европейских чиновников. Как и сама Бельгия - лишь оболочка
несуществующей страны, как выразился один знакомый бельгиец, "пустая
ракушка", так и Брюссель в один прекрасный день может оказаться
фантомной столицей фантомного союза.
