Процессы глобализации не только бросают вызов сложившемуся
миропорядку, но и самым непосредственным образом сказываются на
условиях внутриполитической деятельности. Они затрагивают и
государство, и общество, и взаимоотношения между ними. Существует даже
мнение, что в эпоху глобализации происходит закат национального
государства. При этом утверждается, что возможности государства
стремительно уменьшаются, контроль над командными высотами в
экономической сфере от государственных институтов переходит к
транснациональным корпорациям (ТНК) и транснациональным банкам (ТНБ) и
с появлением новых акторов международных и межгосударственных
отношений нация-государство отмирает как субъект политики.
На самом деле, конечно, все не так просто: во внутриполитической
жизни, как и во внешней политике, национальное государство по-прежнему
остается центральным игроком, да и большинство решений на
международной арене принимается на уровне национальных государств. Но
не учитывать феномен фактического, а иногда и юридического ограничения
суверенитета государства было бы не только легкомысленно, но и опасно,
потому что уже сейчас необходимо искать адекватные ответы на новые
вызовы и угрозы.
В современном мире ресурсный потенциал государства уменьшается, чего
не скажешь о задачах, стоящих перед ним. Современное государство все
чаще и чаще сталкивается с проблемами, причины которых полностью или
частично находятся за пределами его компетенции. Сюда относятся,
прежде всего, слабо прогнозируемый отток капиталов, функционирование
транснациональных корпораций, мало учитывающих национальные интересы
государств, неподконтрольные миграционные потоки, на пути которых
невозможно поставить никакие ограничительные барьеры. Не стоит
забывать и об успешно глобализирующейся организованной преступности,
подпольном оружейном бизнесе, пиратстве, прекрасно чувствующем себя в
XXI веке, о создании международных сетей наркобизнеса и торговли
людьми, об использовании международных финансовых институтов для
отмывания "грязных" денег. Особое место занимает угроза международного
терроризма, также формирующего свои глобальные сети.
Нельзя списывать со счетов экологические проблемы и техногенные
катастрофы. И наконец, еще один вызов - приобретающая все больший
размах информационно-культурная экспансия, насаждение западных
ценностей и стандартов, все чаще используемых в качестве рычагов
политического давления. При этом речь идет не только о незащищенности
государств, их неготовности к новым вызовам, но и о невозможности
порой спрогнозировать неожиданное возникновение проблем глобального
масштаба и найти адекватные и быстрые пути их решения.
В РЕЗУЛЬТАТЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ в принципиально новом положении оказывается
институт суверенного государства, причем как во внешнеполитической
сфере, так и в области внутренней политики, исторически бывшей его
монополией.
Суверенитет государства все больше ограничивается, что особенно
заметно в экономике. Это связано с появлением на национальном и
интернациональном уровнях новых акторов - мощных ТНК и ТНБ,
международных торговых и финансовых организаций, региональных
объединений, сетевых структур, объединяющих малые и средние фирмы,
национальных, религиозных, экологических движений и других
неправительственных организаций. Они располагают не меньшими
финансовыми ресурсами, чем многие правительства, способны создавать и
содержать частные армии, действовать на территории разных стран.
Годовые доходы отдельных ТНК превосходят бюджеты и ВВП некоторых
развитых государств. ТНК умело используют пустоты между международным
правом и законодательством национальных государств в своих интересах,
не стесняясь порой подгонять последнее под свои нужды. Даже
национальные корпорации благодаря выходу на глобальный уровень
получают определенную автономию от "своего" государства, тем самым
уходя из-под его контроля. Это и различные формы незаконного вывоза
капитала, и регистрация дочерних компаний, и уплата налогов в
оффшорах, и многое другое. Не нужно забывать, что основной принцип
существования ТНК и ТНБ - это принцип ликвидности, то есть извлечения
максимальной прибыли, не считаясь с национальными интересами, не
говоря уже о социальных гарантиях. Попытки ООН создать "кодекс
поведения" ТНК не увенчались успехом и были похоронены не без участия
лобби самих ТНК, которым не выгодно ограничивать себя определенными
рамками.
В известной степени ограничивается и контроль национального
государства над внутриполитическими вопросами. Это находит свое
выражение и в правовой сфере: международное право получает приоритет
над национальным. Так, например, со вступлением в Совет Европы в 1996
году и подписанием Европейской конвенции по правам человека Россия
была вынуждена привести свое внутреннее законодательство в
соответствие с международными нормами. Европейский суд по правам
человека теперь является наивысшей надгосударственной инстанцией,
которая рассматривает иски граждан к "своему" государству. Право
государства на применение узаконенного насилия по отношению к
своим гражданам, как показывает опыт, сегодня вполне может
оспариваться в международных инстанциях. Одним из механизмов
размывания института национального государства являются и выступления
в защиту прав человека. Хорошо известно, например, что мониторинг
выборов по линии Бюро по демократическим институтам и правам человека
ОБСЕ на пространстве СНГ неоднократно использовался Западом в качестве
механизма политического давления.
В информационной сфере государство также перестает быть монополистом.
Количество информационных потоков постоянно возрастает. Благодаря
новым информационным технологиям и коммуникационным сетям границы для
распространения информации полностью размыты, общество оказалось
абсолютно незащищенным от негативного воздействия и постоянно
возрастающих объемов информации. Несмотря на встречаемое в ряде стран
сопротивление, идет непрерывный процесс создания единого мирового
информационного поля. О том, каким оно будет, свидетельствуют и
вынужденный уход со своего поста главного директора английской
телерадиокомпании "BBC", связанный с попыткой объективного освещения
событий в Ираке; и попытки США закрыть арабский телеканал
"Аль-Джазира"; и создание в результате проамериканского канала
"Аль-Арабия". Распределение информационных потоков в пределах общего
поля крайне неравномерно; США являются главным информационным
"передатчиком", при этом американское население, как правило, мало
восприимчиво к потоку новостей из других стран. Используя глобальные
коммуникации, Соединенные Штаты осуществляют информационно-культурную
экспансию. Информация наравне с финансами и интеллектуальным капиталом
становится важнейшим ресурсом политического давления. Заняв ключевые
позиции в информационном и финансовом пространствах, овладев
передовыми технологиями манипулирования и формирования общественного
мнения, США получают доступ к мировым ресурсам и тем самым к
политическому управлению миром. Вопрос об использовании массовых
коммуникационных и информационных технологий в качестве рычага
политического давления особенно актуален в связи с феноменом "цветных
революций" на пространстве СНГ. Трансграничное движение информационных
потоков влечет за собой экспансию стандартизованных западных
"культурных" ценностей и смыслов, стимулирует процесс "демократизации"
общества и "универсализации" массовой культуры. Глобализация, таким
образом, становится одним из важных, определяющих факторов внутренней
жизни стран мира, мощь которого все чаще и все значительнее превышает
возможности суверенного государства.
С глобализацией тесно связан и процесс диверсификации уровней
управления. Глобализация стимулирует развитие как наднациональной, так
и субнациональной регионализации, тем самым умножая центры принятия
решений. Образование наднациональных региональных объединений (ЕС,
НАФТА, АСЕАН и др.) представляет собой промежуточный уровень и
конкретное частное воплощение глобализации. На этом уровне чаще всего
принимаются долгосрочные стратегические решения в политической и
экономической областях.
Но ослабление суверенитета национального государства и диверсификация
центров власти поощряют и автономию регионов, соотносящих себя, как
это происходит, например, в ЕС, уже не только с национальным
организмом, но и с более широким политико-географическим понятием, что
предоставляет им новые возможности для маневра между разными уровнями
власти. Возникают и укрепляются трансграничные региональные связи и
сети (характерный пример - ассоциация промышленно развитых регионов
востока Франции, северо-востока Испании, юга Германии и севера
Италии). Происходит сложное движение к разделению и одновременно
переплетению полномочий, сфер власти и влияния.
С ограничением возможностей национального государства во многом
ставится под вопрос функционирование исторически сложившейся на базе
национального законодательства системы социальных прав и гарантий
социальной безопасности. Национальное государство уже не всегда может
быть реальным гарантом обеспечения социальных прав. В результате мы
становимся свидетелями и нарушений трудового законодательства крупными
ТНК, и ведущего к сокращению рабочих мест перемещения капиталов и
производства на территорию других государств, и урезания социальных
прав на основе договоренностей наднационального уровня. Необходимость
вхождения в зону единой валюты, например, потребовала от ряда
европейских государств жесткого сокращения социальных расходов для
уменьшения бюджетного дефицита. Очевидно, что потребуется адаптация
этой системы к новым реалиям с учетом диверсификации уровней
управления. А как известно из истории, реформы соцобеспечения не раз
оборачивались кровавыми последствиями.
Все перечисленные проблемы невозможно решить только на национальном
уровне, для этого требуются межгосударственная кооперация,
транснациональное сотрудничество и гармонизация отношений, реально не
всегда возможная. Каждый из акторов имеет собственную стратегию и
пытается реализовать собственный план действий. Результатом
взаимодействия и борьбы этих "планов" являются те кардинальные
изменения в современном мире, которые связываются с процессом
глобализации. При этом изменения затрагивают всех участников процесса,
а основной их вектор, при всей противоречивости и непредсказуемости
развивающегося процесса, неизменен - увеличение взаимной связи,
взаимной зависимости и взаимной уязвимости участников. А все это, в
свою очередь, актуализирует императив взаимной ответственности и, по
сути, является основным объективным содержанием феномена глобализации.
ВОЗДЕЙСТВИЕ НА НАЦИОНАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО - лишь одна сторона
внутриполитических проявлений глобализации. Не менее важные
последствия имеет ее влияние на общество как таковое. Это влияние
глубоко противоречиво.
Безусловно, главная проблема здесь та же, что возникает и в
международных делах, - резко неравномерное распределение выгод и
издержек. Обычно считается, что наряду со странами - субъектами
глобализации есть и страны, являющиеся
ее пассивными объектами. Это не совсем точно: разделение на
"субъекты" и "объекты" глобализации можно обнаружить почти в любом
социуме (возможно, за исключением некоторых африканских стран, вообще
отодвинутых на задворки мирового развития и никак не участвующих в
глобализационных процессах). Вся разница в пропорциях: чем менее
развита страна, тем уже слой, выигрывающий от глобализации. Однако
даже во многих отсталых странах имеется более или менее широкий слой
американизированной или европеизированной элиты, получившей
соответствующее образование, располагающей капиталами, перемещающейся
по всему миру, участвующей в международных проектах. Этот узкий слой
элиты во все большей мере превращается в космополитов - не в силу
осознания единства мира или мышления глобальными категориями, но в том
смысле, что их связь с национальным социумом резко ослаблена и они
существуют в своем оторванном от реальности виртуальном мире.
С другой стороны, всюду, даже в самых развитых странах, есть жертвы
глобализации. Среди людей, потерявших работу в результате перемещения
целых отраслей производства в менее развитые страны, немало таких, кто
в силу возраста, образования или других причин не имеет шансов на
переквалификацию и перспектив найти себя на изменившемся рынке труда.
Зоны "новой бедности", социальной исключенности возникают повсеместно.
Последнее свидетельство тому - беспорядки во Франции. "Кварталы новой
бедности" создают реальную угрозу политической стабильности и
демократии в Европе. При этом социальная исключенность, "новая
бедность" - явления, которые не только не преодолеваются, но и
усугубляются в процессе дальнейшего развития.
Миграция - как легальная, так и особенно нелегальная, - пополняет
"новую бедность", но при этом миграционные потоки укрепляют тенденцию
к взаимопроникновению культур, что в конечном счете ведет к закладке
основ универсальной цивилизации. Однако и этот процесс отнюдь не
бесконфликтен. Быстрая "утечка умов" из бедных стран усугубляет
неравномерность распределения интеллектуального потенциала, приводит к
его концентрации в отдельных местах (прежде всего в США). Тем самым
обостряется общая проблема неравномерности распределения ресурсов
между центром и периферией.
В то же время уходит в прошлое этническая и культурная однородность
подавляющего большинства развитых стран, превращающихся в центры
притяжения людских потоков из других частей мира. Обычным явлением
становятся мечети в Великобритании или Германии, французы или немцы с
арабскими и турецкими фамилиями. Даже США уже не справляются с ролью
"плавильного тигля", в котором представители других культур быстро
ассимилируются, утрачивая прежнюю национальную идентификацию. В южных
штатах уже существуют значительные испано-язычные анклавы (там
возникает проблема обучения на родном языке), среди американского
студенчества значительную часть составляют выходцы из Азии
(преимущественно китайцы и японцы) и т. д. Проблемы межэтнических и
межконфессиональных отношений выдвигаются на первый план внутренней
политики.
Прежние европейские схемы взаимоотношений коренного населения с
иммигрантами оказываются неэффективными. Это касается как жесткой
немецкой (ius sanguinis - принадлежность к нации по признаку "крови"),
так и либеральной французской (ius soils - каждый гражданин страны
независимо от происхождения считается французом) систем. Если первая
подвергается критике как дискриминационная, то вторую обвиняют в
принуждении к ассимиляции. Все больший престиж в качестве
альтернативной модели получает мульти-культурализм, признание
цивилизационного и конфессионального многообразия внутри одной нации.
Однако и такой подход, несомненно, наиболее оправданный, не выглядит
панацеей: не очень ясно, как при этом будет решаться проблема
национальной идентичности, учитывая существующее между этническими
группами различие их корней, истории, ценностных систем. Невероятную
сложность данного вопроса продемонстрировало отношение некоторых
иммигрантов к бен Ладену и антитеррористической операции в
Афганистане, а также осенние события 2005 года во Франции.
Таким образом, возникает феномен противостояния сторонников и
противников глобализации в ее нынешнем варианте, связанный с проблемой
иммиграции и с другими внутренними противоречиями современного
общества. Это разделение фактически присутствует как в развитых, так и
в развивающихся странах, с той лишь разницей, что в первом случае
антиглобалисты (альтерглобалисты) выступают как представители
меньшинства, а во втором - скорее наоборот, большинства населения
(даже если это большинство и пассивно). Естественно, при этом
необходимо проводить различие между радикальными антиглобалистами и
умеренными, которые, в сущности, являются не противниками
глобализации, а сторонниками ее контролируемого, регулируемого
варианта.
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ, ПРОБЛЕМА НАЦИОНАЛЬНОЙ КОНСОЛИДАЦИИ отнюдь не снята даже
в развитых странах, несмотря на смягчение классовых противоречий и на
глобализационные процессы. Напротив, глобализация, резко увеличивая
плотность контактов между национальными сообществами и конкуренцию
между ними, в первую очередь в экономической сфере, акцентирует
значение внутренних предпосылок развития. От того, насколько
эффективно используются эти предпосылки, зависит, какую нишу сможет
занять данная страна в международном разделении труда и в новом
миропорядке. Поэтому особую важность приобретает проблема внутренней
консолидации общества, управляемости, оптимизации его политической и
социальной организации. В то же время искомая консолидация подрывается
не только ослаблением этнической и конфессиональной однородности
населения, различным объективным и субъективным отношением к процессам
глобализации, но и отмечаемой многими исследователями фрагментацией
общества (на основе индивидуализации), его дроблением на великое
множество больших и малых групп.
Необходимость оптимизации социально-политических отношений снова -
уже не первый раз в истории - ставит вопрос о судьбах демократии.
Существует целый ряд факторов, порождающих императив демократизации.
Исторический опыт XX века, который продемонстрировал не только провал
тоталитарных экспериментов, но и долгосрочные преимущества
демократического государственного устройства, создающего более гибкие,
тонкие, дифференцированные социально-политические механизмы, закрепил
за демократическими странами доминирующее положение на мировой арене.
Американская идеология либеральных ценностей, транспарентности,
демократии, плюрализма, конкуренции, рыночной экономики и свободной
торговли определяет сегодня стандарты, с которыми вынуждена так или
иначе соотносить себя преобладающая часть государств. Утверждению этих
стандартов в сильнейшей степени способствовала глобализация
информационного поля, тот демонстрационный эффект, о котором
говорилось выше. К этому надо добавить политическое давление США и их
союзников, впрочем, довольно избирательное. Чрезвычайно важно также,
что инновационный тип развития, который только и может в условиях
глобализации обеспечить экономике конкретной страны прочные позиции на
мировой арене, требует человека свободного и не может быть эффективно
реализован в условиях несвободы.
Однако и в противоположном направлении действуют не менее мощные силы.
Огромное значение сохраняет различие менталитетов, политических
культур, порождающее активное, а чаще пассивное сопротивление реальной
демократизации. Институты либеральной демократии во многих регионах
мира либо рассматриваются как чуждые, заимствованные образцы, либо
воспринимаются поверхностно, формально. Результатом часто является
имитация демократии, выливающаяся в фактическую "мимикрию"
авторитарных или олигархических режимов. Серьезные проблемы возникают
и там, где демократические институты, казалось бы, прочно закрепились,
то есть в самих развитых странах. Институты представительной
демократии, сформировавшиеся в XVIII - XIX веках, оказываются не во всем
адекватными современным условиям, требованиям эпохи глобализации и
информатизации.
Механизмы демократического контроля и участия были наработаны в
основном на уровне и в масштабах национального государства. Но многие
из политических вопросов, волнующих ныне общественность (устойчивый
экономический рост, экономическая стабильность, экологическая
безопасность, миграция и т. п.), не могут быть решены в рамках одного
государства. Глобализация, как было показано, диверсифицирует уровни
управления, значительная часть функций и полномочий переносится на
наднациональный уровень. Между тем этот уровень представляет
определенную сложность для демократии в связи с тем, что механизмы
общественного представительства, участия и контроля здесь, как
правило, слабы и неразвиты. Традиционная демократическая система
одновременно подтачивается и с другой стороны. Растет роль
"субполитики", то есть тех частных, но затрагивающих достаточно
широкие крути административных, хозяйственных, научно-технических,
медицинских, потребительских, образовательных и других проблем,
которые не попадают в сферу действия традиционных политических
институтов.
Все это вместе взятое снижает интерес населения к "большой политике",
обессмысливает многие установившиеся формы контроля над ней. Отсюда
рост отчуждения от партий и парламентов, малая явка избирателей на
выборах. Разумеется, в современной жизни развитых стран мы находим
немало элементов обновленной, реформированной демократической системы,
системы XXI века. Это и органы представительства функциональных
интересов, и гражданские инициативы, и сетевые структуры
(самодеятельных объединений и совместных проектов для решения местных
проблем). Однако нельзя закрывать глаза и на сильные
антидемократические тенденции, для которых современное развитие, и не
в последнюю очередь глобализационные процессы, создают довольно
благоприятные условия.
Новизна, разнообразие и сложность проблем, порождаемых глобализацией,
настоятельность ее вызовов и есть та почва, на которой произрастают
многоликие соблазны технократизма и авторитаризма. Демократические
механизмы нередко кажутся обременительными там, где вроде бы требуются
оперативное реагирование, эффективные административные меры. Под
девизом "прагматического подхода", обеспечения "управляемости",
"профессионализма", недопущения "некомпетентного вмешательства"
постоянно предпринимаются попытки вывести процесс принятия решений за
рамки демократических механизмов. Эта опасность особенно усилилась
после событий 11 сентября 2001 года в результате обострения проблемы
безопасности, необходимости активно противостоять терроризму и
экстремизму. Связанные с этим чрезвычайные меры, ущемляющие свободы и
гражданские права, уже не раз вызывали протесты общественности США и
других стран. Пример тому - недавний скандал с тайными американскими
тюрьмами ЦРУ в Европе. Соотношение безопасности и демократии является
на сегодня наиболее острой дискуссионной проблемой.
Альтернативой размыванию традиционных форм демократии может стать
только их дальнейшее творческое развитие. Ясно, что не только
содержание, но и формы внутренней политики в обозримом будущем все
больше будут определяться процессами глобализации и информатизации.
Страны мира станут все более превращаться в "провинции мирового
сообщества". Из этого, однако, не следует, что уже завтра человечество
придет к единению и совместными усилиями, дружно начнет решать
общепланетарные проблемы. Как известно, наибольшим ожесточением в
истории отличались как раз гражданские войны внутри одного и того же
социума. Есть много оснований полагать, что и превращение мира в
единое целое - процесс дисгармоничный, конфликтный. Государство в свою
очередь все более трансформируется из исторической и этнокультурной
самоценности в сетевую структуру по управлению
социально-территориальной системой. Но трансформируясь, оно ни в коем
случае не должно потерять свою социальную сущность.
