Говоря о месте России в мире, наши околовластные идеологи исходят, по
их собственному признанию, "из представления о справедливом
мироустройстве как о сообществе свободных сообществ (суверенных
демократий), сотрудничество и соревнование которых осуществляются по
разумным правилам". Увы, такого мира больше нет и в обозримой
перспективе не будет. Если он когда-либо и существовал, то только в
короткие промежутки времени и на локальных участках земной
поверхности. Например, в послевоенной Западной Европе, которая
действительно представляла собой сообщество
государств-единомышленников, не то чтобы независимых, а просто не
тяготящихся своей зависимостью. Уникальность этого сообщества
состояла, пожалуй, в том, что, пользуясь всеми преимуществами
биполярного миропорядка, оно не несло на себе его тяжелого бремени.
Например, под крылом США европейцы имели удовольствие противостоять
СССР не силой своих военных машин, а положительным примером. Т.е.
наращивать не военные, а социальные расходы, с тем, чтобы поднять
планку уровня жизни и защиты труда на уровень, недосягаемый для нашей
северной рабоче-крестьянской империи.
С крушением советского проекта все изменилось. Когда "свободный Запад"
праздновал этот день "со слезами на глазах", он праздновал конец своей
прекрасной эпохи.
Оставшаяся в одиночестве сверхдержава заметалась по миру в поисках
новой темы для глобального силового лидерства. И это не блажь с ее
стороны. Есть все основания думать, что для удержания собственного
благополучия Соединенным Штатам нужно разыгрывать свою главную мировую
карту - колоссальный военно-технологический перевес, - и искать путь к
новой устойчивой гегемонии. Исход этого процесса никому не ясен, зато
его издержки всем очевидны.
Но есть и более серьезные последствия безвременного ухода СССР,
затронувшие не геополитическую конфигурацию современного мира, а его
социально-экономический уклад. Дело в том, что классики
марксизма-ленинизма были не так уж не правы в своих
гипотезахотносительно природы капитала, который в своем стремлении к
максимизации прибыли и минимизации издержек берет в оборот весь мир и
увеличивает пропасть между "бедными" и "богатыми". Важным фактором,
который препятствовал такому типу эволюции капитализма в XX веке, был
сам факт существования советской альтернативы - хорошо вооруженной и
способной вызывать широкие симпатии в мире. Во многом, именно
"советской угрозе" Запад обязан формированием широкого среднего класса
за счет качественного
снижения нормы эксплуатации. В еще большей степени ей обязаны т.н.
"развивающиеся страны" (независимо от того, в каком из "блоков" они
находились) - самим фактом своего относительного развития. Следует ли
удивляться, что с уходом перевернувшей историю советской альтернативы
все возвращается на круги своя?
Разумеется, я далек от мысли, что коррекция капитализма на основе
механизмов межклассовой солидарности была продиктована только
"советским фактором" - все намного сложнее. Ведь тот институт, в
рамках которого происходила эта коррекция, называется"национальное
государство" и имеет куда более глубокие корни. Однако не будем
забывать, что именно после распада советской системы в мировую
повестку дня был внесен вопрос об исторической исчерпанности
национального государства. Возвращение капитализма к своим азам,
ставшее возможным после 1991 года, происходит под знаком преодоления
национально-государственных пережитков и называется модным словом
"глобализация".
Здесь мы снова можем вспомнить авторов статей о "суверенной
демократии". Слово "глобализация" они используют часто и охотно - для
обозначения того большого будущего, в котором Россия непременно должна
найти себе место. Именно поэтому нам важно
определиться с его значением.
Под глобализацией следует понимать не объективный процесс развития
средств связи, как это часто делается, а определенный
социально-исторический проект, предполагающий переход власти с
национального уровня на уровень, с одной стороны, транснациональных, а
с другой, скажем так, субнациональных корпораций. Разумеется, слово
"корпорация" здесь следует понимать предельно широко. Но главное, мы
должны зафиксировать, что имеем дело не с естественно-природным
явлением, а с деятельностью определенных субъектов и заинтересованных
игроков.
Прежде всего, субъектами глобализации являются те элиты, которые уже
давно тяготятся национальным государством как системой связывающей их
хозяйственной, культурной, политической солидарности. В их логике,
разрушение его барьеров равнозначно снижению издержек. Например,
производственных издержек, связанных с "раздутым" европейским
соцпакетом, или трансакционных издержек, связанных с "назойливой"
европейской демократией. Если национальное развитие образца второй
половины XX века носило целостный характер и предполагало равномерное
укрепление разных слоев и сфер общества, то "глобализационное"
развитие носит анклавный характер и предполагает наращивание
конкурентоспособности отдельными корпорациями и социальными группами
за счет сбрасывания социального балласта и фрагментации общества.
Вполне естественно, что главной жертвой этого процесса становится
любимое детище современности - так называемый "средний класс".
Однако для его демонтажа одного "заговора элит" недостаточно.
Требуется еще один "заговор". Назовем его "заговором меньшинств". И
это другой, не менее интересный субъект глобализации. Не важно, идет
ли речь об этнических, религиозных, социальных, сексуальных
меньшинствах, главное, чтобы присутствовал сам комплекс "меньшинства":
активное самосознание, противопоставление себя остальному обществу,
борьба за особые права, за привилегии и в конечном счете за своего
рода гегемонию. Не сложнозаметить, что все это работает на тот же
самый процесс демонтажа национального среднего класса, т.е.
культурного и социального ядра современных обществ. Заговор элит
разрушает его "сверху", заговор меньшинств - "снизу".
В развитых странах этот процесс происходит не слишком быстро, но
вполне неуклонно. Зато в постсоветской России он развернулся с
образцово-показательной беспощадностью. Сегодняшняя российская
ситуация, когда наверху - измена элит, отказывающихся
от стратегического инвестирования внутри страны, а внизу - активный
напор меньшинств, ведущих свою повседневную борьбу за жизненное
пространство, - является не исторической аномалией, а своего рода
моделью или, точнее, поучительным примером того, к чему ведет
безоговорочный выбор в пользу "глобализирующегося мира". И вопрос, на
который мы должны ответить, прежде, чем искать виновных (в лице
"олигархов" или "мигрантов"), состоит в том, а хотим ли мы по-прежнему
быть его "неотъемлемой частью"? И еслинет, то как мы можем не быть
ею?
Ответом на этот вопрос может служить еще один термин, прочно вошедший
в лексикон теоретиков "суверенной демократии" и используемый ими для
обозначения опасной реакционной утопии: "изоляционизм". Как один из
немногих открытых сторонников изоляционистского подхода, я должен
сказать, что, если он чем и грешит, то совсем не утопизмом. Напротив,
в его основе - реалистичное и отчасти трагическое осознание того, что
"победить" глобализацию (т.е. прекратить глобализацию капитала
и уничтожить все ее производные) нельзя, но, при определенных условиях,
из нее можно "выйти". Выйти - очень большими политико-региональными
группами. "Большими пространствами", представляющими собой
одновременно хозяйственные, культурные, политические и военные союзы.
По словам французского исследователя Эмманюэля Тодда, такие
регионы-континенты становятся реальной альтернативой "действительно
глобализированному миру". Разумеется, при условии, что они обладают
достаточным объемом внутреннего рынка, достаточной территорией и
ресурсами, достаточным технологическим и силовым потенциалом. И, что
особенно важно, достаточным уровнем цивилизационной солидарности.
Что это может означать для России? Прежде всего - шанс на национальное
развитие. Развитие, как уже было сказано, - целостное, а не анклавное.
Нам важно осознать, что Россия - одна из тех немногих стран, которые
сами по себе, в потенциале, представляют собой экономическое большое
пространство, регион-цивилизацию. Разумеется, для того, чтобы
реализовать этот потенциал, нам необходимо не только изменить свою
внутреннюю социально-экономическую и инвестиционную политику, но и
воплотить в жизнь стратегический альянс с сопредельными странами,
такими, как Белоруссия и Казахстан: наш изоляционизм должен быть
достаточно широким.
Ну и разве это не утопия? - усмехнется адепт "суверенной демократии".
Да, разумеется. Сегодня все происходит с точностью до наоборот: во имя
корпоративного эгоизма "Газпрома" свернуты остатки
российско-белорусского союза; во имя призрачных надежд "Северстали" вся
Россия форматируется под ВТО, что обессмысливает, в числе прочего,
перспективу таможенного союза ЕврАзЭС. Кто спорит, переломить этот
вектор саморазрушения будет сложно. Но об этом и надо думать. А не о
демагогическом примирении "суверенитета" и "глобализации" через
"конкурентоспособность".
Сокращенный вариант статьи был опубликован в нулевом номере журнала "Смысл".
